Сегодня Анатолию Михайловичу Гелескулу -- 75 лет.
читать дальшеГелескул, разумеется, вслушивается в резко индивидуальный голос каждого из перелагаемых им собратьев, но слышит не только его, а, кажется, само мироздание, что говорит, поет, плачет, ликует как бы сквозь несхожих поэтов. И мы чувствуем: вот Туман, вот Лес, вот Город, вот Музыка, вот Боль, вот Счастье… Они — такие, другими быть не могут. Все разом прозрачно (ибо жизнь ясна) и призрачно (ибо жизнь таинственна). Все до предела реально и совершенно фантастично. В «простых» словах живет какое-то особое, соединенное с удивительным тактом, знание о бытии — великих поэтов, безвестных слагателей народных песен, общечеловеческом, то есть — нашем. Язык столь богат, свободен и чист, что кажется, будто поэта и нет, будто стихи сложились сами собой. Даже не сложились — были всегда.
Понятно, что все не так. Понятно, что лишь большая судьба могла обеспечить столь мощную реализацию Божьего дара. Понятно, что «послушничество» переводчика (отказ если не от создания, то от обнародования «своих» стихов) здесь мало что объясняет, ибо само нуждается в объяснении, а сколько-нибудь внятное истолкование того, что должно назвать «поэтическим миром Гелескула», потребует нетривиальных исследовательских ходов. Будут ли надлежащие усилия приложены? Бог весть.
Это из статьи Андрея Немзера под названием "Тайное величие".
Объяснение и истолкование... Не думаю, что это возможно вообще. Как однажды написал сам А.М., "И секрет перевода, наверно, тот же, что у стихов, – в конечном счете это тайна жизни".
...Ничем не заслуженное (и не заслуживаемое -- чем такое заслужишь?) счастье жить с ним в одно время.
Ну и -- пусть будет вальс, наверное.) Всегда -- этот вальс.
ВАЛЬС НА ВЕТВЯХ
Раз,
и два,
и три --
листья мелькнули в окне.
Рыбка плывет по луне.
Не спит река,
но века
море поет во сне.
Лес
отпевает принцесс.
Мгла ему свечи зажгла.
Вторит монашка в дупле.
Девочка ждет на ветле.
Звякнула шишками ель,
ищет пернатую трель.
Но кровью истек соловей
в певчей печали своей.
И все печальнее мне,
потому что и раз,
и два,
и три
листья проплыли в окне.
И скрипач с головой из стекла
и картонная скрипка, и мгла,
и свеченье снегов и седин
с целым миром
один на один.
Тени мертвых и мрамор немой!
Муравейник рассвета зимой!
Где-то молится лес,
отпевая принцесс,
где-то мед на цветке.
Лягушата в реке.
Приближается сумрак
в лавровом венке.
Станет небо для ветра
высоким плетнем,
и гонимые ветки
запляшут на нем
по одной
над луной,
и вдвоем
над ручьем,
и втроем, и по-прежнему врозь,
чтобы мрамору крепче спалось.